Виктор Кривулин. Он любил быть в центре быстротекущей кипящей жизни. Любил видеть вокруг себя как можно больше народу. Любил – раньше квартирные и подвальные, потом в больших аудиториях – чтения. Любил тусовки, открытия и закрытия разных культурных мероприятий, застолья и большие конференции. Любил тихие доверительные беседы и скандальные происшествия. Любил мистификации и розыгрыши. Он пропускал сквозь себя великое множество людей, событий их личной и общественной жизни. Проглатывал книгу за книгой, журнал за журналом – следил за новинками, ценил пришедшие из-за рубежа. Был в курсе выставок, концертов, театральных постановок – и непременно оказывался там, где обещало быть событие. Все это оседало в нем до времени, пока не обретало новую ипостась в его произведениях. Так кит процеживает сквозь «усы» тонны воды, добывая пищу. Так умелый пловец испытывает наслаждение, то взлетая на гребень волн, то словно обрушиваясь в пучину вод. Кстати, Кривулин очень хорошо плавал.
Еще Виктор Кривулин любил всяческие технические игрушки. Ему дарили ручки, светящиеся или звучащие брелоки – обязательно новинки, таких еще ни у кого не было (шариковая ручка Паркер «вошла в литературу» – Кривулин любовно зафиксировал, чем записан его комментарий к стихотворению «Вот река остановлена»). Пишущие машинки менялись после каждого обыска (с конфискацией орудий преступного деяния). Машинок всегда было несколько, и они стучали постоянно в разных углах квартиры: желающих получить тексты было много. Печатались и статьи – в самиздатовские журналы. Тексты лекций для подпольных семинаров. Отчеты о конференциях, опять же неофициальных… Позже жилую площадь заполонили компьютеры, принтеры, сканеры, появились сотовые телефоны – без проводов, путающихся под ногами. Общение постепенно переводилось в виртуальную реальность. В язык входили файлы, е-мэйлы, биты и т.п. Форма стихов Кривулина становилась все более компактной и многоуровневой. Кажется, – с развитием электроники и генной инженерии, с увеличением скоростей – сгущение лирической информации в текстах Кривулина усиливалось. Он почти кодирует высказывание. «Образность, выстроенная по типу «матрешки» – одна метафора скрыта внутри другой» так определил отличительные особенности его стиха поэт Василий Бетаки.
Но главное, что искал Кривулин в творчестве и общении – живое чувство. Любовь, дружба, человеческая теплота были ему необходимы, как жизнь. Но даже те, кто знал его, не всегда понимали, серьезен он в том или ином высказывании – или это эпатаж, розыгрыш.
А Кривулин – сначала со всей энергией молодости, затем со всей широтой зрелости и даже с долей змеиной мудрости – старался сплотить круг друзей, с которыми начинал свой творческий путь. Он высоко оценивал их произведения, писал о них статьи и эссе. Когда-то, в конце шестидесятых, молодые и амбициозные, они мечтали образовать новое течение в поэзии, создать язык нового времени. Кривулин дал определение этому направлению – вторая культура, андеграунд. Так он и вошел в историю культуры – как создатель и представитель культуры андеграунда в русской поэзии.
Новаторская поэтика Кривулина усиливала выраженное в стихотворении чувство, как усиливает мерцание света многогранный алмаз. «Нетленны лишь чувства, все прочее – прах, вот его философия» (Бетаки).
Шло время, окружение Кривулина менялось, распадались дружбы, группы обретали новые очертания. Кто-то переходил из лагеря в лагерь, кто-то уезжал, уходил из жизни. Кривулин тоже не стоял на месте. Но его лирический герой был верен себе и – нам.
Еще в семидесятых поэт осознал свое место в искусстве: «Страдательная роль певца и очевидца – / озноб души распространять вокруг». И с этого пьедестала, столпа, дыбы – ненужное зачеркнуть – он не сходил до конца. Впрочем, герой Кривулина не возносится над толпой. Он – в гуще народной. Но гуща эта состоит из тех, кто остро ощущает антогонизм окружащего мира и временность существования. Вместе с ними лирическое Я поэта чувствует себя «пылинкой на скатерти света» перед лицом Вечности, вместе с ними – с нами – проникается предчувствием неминуемой утраты всего, что дорого смертному. Вместе с нами мужественно противостоит всепожирающей тьме.
Но что может человек? Оказывается, многое. Он может сохранить свою вселенную в памяти. И она будет жить, передаваемая цепью тех, кто помнит. Кто сможет вновь и вновь «оживлять пространство убитое за ночь / изобретать ремесла, топтать виноград, молодое вино / в удивленьи пригубить – оно действительно пьяно!».
Главный в этой цепи, конечно, художник. Он успевает увидеть, запомнить и передать краски пролетающего мгновения: «над постелью прибита карта раннего утра», «когда фабричных труб горюют кипарисы, / в зеленых лужицах виясь», «и брызги, народец веселый, / разноцветной взлетают толпой», «обронена косынка / студеной синей зыби в подворотне»…И закрепить их в своих произведениях. И вызвать у нас – и у идущих вслед за нами – восторг перед красотой природы, нежность к земле, к родной почве. И – тревогу за нее, беззащитную и ранимую, как душа:
|
