В просторном помещении Большого зала Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме этим картинам хорошо. Каждая, окруженная своей собственной атмосферой, кажется самостоятельным миром, входящим в мироздание художника свей особой сущностью.
Вот двое играют в нарды. Теплым домашним доверием веет от всей композиции, рыжий огонь прически старшей не будит тишину просыпающейся женственности девочки, но зрителя окатывает мягкая горячая волна сочувствия обеим.
А эти уже выступили из сени очага, обе чувствуют себя на подиуме и решительно настаивают на своем: одна резко и решительно – на юной дерзости, другая не менее решительно – на нежной скромности подростка.

Каждое из полотен представляет собой очередное утверждение творческих и философских позиций. Нет здесь заказных, нет парадных портретов. Нет застывших форм и самолюбования. Есть любовь к жизни и активное приятие ее простых даров. Перед нами жизнь Заславского, воплощенная в красках. Своеобразные мемуары, густо населенные цветущими, растущими, чувствующими объектами. Друзья, жены, дети, ученики. Круг их расширяется – душа художника вмещает много, и он не устает запечатлевать свою паству.

Это не совсем портреты. Это картины, где, как на сцене, внимание концентрируется на действии, где важно и место действия, и предметы, как соучастники движения. Художник представляет своих героев во весь их рост, даже если написано лишь лицо: густота и напряженность основного цвета, выбранного мастером в качестве главного ключа к внутреннему облику персонажа, характер мазка, жест, положение в пространстве полотна дают возможность внимательному зрителю читать отпечатки человеческой души, как по нотам. Перед нами образы нашего с вами времени, данные в манере, свободной как от шаблонов старого мира, так и от тенденций актуального искусства. Они несут, между тем, представление о непрерывности времен и постоянстве художественного поиска.

На открытии одной из своих выставок Заславский, как бы шутя, обмолвился о любви к Рембрандту. Мне кажется, что в этой шутке большая доля правды. Как и Рембрандт, художник наделен внутренним чувством правды, помогающей запечатлевать действительность в движении, ведь жест неминуемо раскрывает и побуждения, и чувства, и внутреннее состояние человека. Заславский тоже любит многофигурные композиции – люди проявляются ярче в контакте с другими. Лучше всего они понятны в процессе работы или игры, когда сосредоточены на своем и не думают о том, как выглядят. Ну и конечно, Заславского роднит с Рембрандтом способ выражения чувств. Его мазок свободен, мир, проявленный краской, ярок, мажорен, подвижен. А игру света и тени заменяет интенсивность цвета.

Возможно, кто-то увидит родство художественной палитры Анатолия Заславского с кем-нибудь другим. Например, с участником Группы восьми («Лестница») Семеном Белым, просто виртуозом многолюдных композиций. Или с Пикассо периода «Девочки на шаре».
Но это будет не правильно. У Заславского свое лицо, вписанное в историю живописи.