Важное вчера
Отошло
Завтра еще нет
Но пахнет плесенью
Что мы будем делать милый друг
Куда пойдем
И надо ли
Улыбнись
Что остается
Что останется
Держу в руках компактный томик стихов Валерия Земских с портретом поэта. На фото-композиции он пробивается сквозь стену (очередной шедевр многоликого Яши, назвавшего себя на этом этапе творчества Крайним). Впрочем, мы все были крайними в эти годы, о которых Земских говорит, как о времени «До» (так он назвал книгу), все были на краю происходящего нынче. Каждый пробивался сквозь стену, называя ее по-разному. Земских, обычно ничего точно не называет, все у него иносказательно, но мы его прекрасно понимаем, толкуя по собственному разумению.
На наших небесах пустынно
Чужие мимо
А свои стремятся
Найти себя в иных
Туман и ветер их не привлекает
А солнце
Солнце равнодушно
Мы у него вне поля зрения
Песчинки
Пожалуй это слишком самонадеянно
До них не доросли
На наших небесах просторно
Нищий
Напрасно встряхивает шляпу
Не звенит
На наших небесах
Есть что-то от того
Чего не может быть
Но есть всегда
Пытались разделить
Но нет
Слепились
Распутывать узлы
Или рубить сплеча
На наших небесах
Нас нет
Как всегда, поэт откликается на события, описывая не их, а внутренние ощущения, которые в текущий промежуток истории заполняют его и нас, погруженных во внешние обстоятельства и – внимание! – действующих согласно принятым правилам. Результат трагичен. Мы в тупике. По разным параметрам, если читать стих за стихом:
«Мы сворачиваем пространство/ Как товарный чек/ И суем в карман / Только что были там»
«Ждали многих/ Не дождались/ Многих не дождались»
«Все дружно встали под ружье»
«Ни деревца на пустой земле/ Ни человеческого духа»
Тоска. Мы чувствуем беду. Мы знаем, что лирический герой Валерия Земских никогда ничего не доказывает. что всегда во всем сомневается. И вычитываем то, что лежит между строчками. Скажет, например, «Ангелы летят /руки по локоть в крови», мы уже подозреваем, что к чему. А то, что по ходу развертывания образа чувствования появляется лукавая тема краски, мы воспринимаем как попытку сильных и слабых сего мира скрыть свои деяния. Поэтому солидарны с автором, отмывающим ангелов, сочувствуя всем, кто имея крылья, летать тут не могут, поскольку для крыльев воздух нужен, а у нас его нет. Вся картина события вызывает острое чувство: руки не отмыть, дышать нечем.
Вдумываясь в стихи, мы и себя осознаем на качелях сомнений: «Надо бы» и «А стоит ли». И испытываем пронзительное чувство унижения и беспомощности.
Нам пели
А мы
Мы в пеленках запутались
Наше время петь гимны
А мы еще сушим на батарее
Мокрые тряпки
Никто не услышит наше пение
Поржавела губная гармошка
Нам поют
Не расплатиться
Нечем заткнуть
Уши
Надо сказать, что все эти до, ре, ми звучат на фоне постоянных размышлений о смысле существования, о краткости и конечности жизни, о ее ценностях. Но никаких котурнов, тихий разговор, бормотание под нос. Грустный, усталый, с мягкой иронией. Тон доверительный.
Я знал, что будет все как надо
Мышь не проскочит
Моль не съест
Как надо я не знал
Уткнулся в дверь
Стеклянная
Но ничего не видно
Споткнулся о порог
Но не упал
Там наверху
Страницу пролистнули
Кивнули
Давай дальше
Шел в потемках
Менялись вводные
И тасовали цели
И вот я здесь
Сказка ложь, но в ней намек… Искренний, подробный рассказ лирического героя дает убедительную характеристику человеческой жизни, не прерванной (по умыслу или попустительству) волей небес и сформированной той же волей.
Порой лирическим героем становится не живое существо, а некое понятие. (Ноу-хау Земских). Тогда стих представляет собой трагикомическую интермедию, разыгрываемую длиной строк, паузами и многократным повторением выбранных слов. Слово-персонаж, представляющий главную тему, в каждом повороте действия выглядит по-другому, меняя представление о себе, от строки к строке обретая новые смыслы, делая тему бездонной и безотрадной.
Это было после
А после не бывает
Оно маячит но недосягаемо
Пора делиться
Хлам что копился ожидая после
А после не пришло
Пришло сейчас
|