Мастерская Alta lingua, СПб, Кафе Дюны, Лиговский, 50 |
 |
|
| |
 |
 |
 |
Марат Тажибаев стремится вывести гобелен за рамки ДПИ, сделать его совершенно самодостаточным художественным объектом, при этом сам пластический язык гобеленов Марата вовсе не тяготеет к станковой картине – язык этот условен, повышенно структурен и чувствителен к своему материалу, что спасает от стилизации. Марата заботит проблема репрезентации гобелена, он изобретает разные способы этой репрезентации, например, помещает гобелен на большой подрамник с привлечением ассамбляжа. Так гобелен приобретает статус драгоценности в оправе, но при этом оправа сама активна и хитра: она вовлекает гобелен в подвижное и рискованное взаимодействие разных уровней условности, в систему, сложенную из двусмысленностей. Происходит испытание границ между гобеленом и «объектом», между чистой эстетикой (насколько она возможна) и литературной нагруженностью (не отвергаются и острые социально-политические темы). Расшатывание или даже уничтожение этих границ угрожает избыточностью, перенасыщенностью, но так как Марата ведёт, прежде всего, эстетическое чутьё, конфликты разнородных элементов разрешаются в чувственной красоте целого, семиотические игры не становятся демонстративными. Автор оставляет возможность вспыхнуть ровно стольким искрам ассоциаций, сколько необходимо для того, чтобы не сгорело пластическое целое.
Выставку условно можно поделить на три части. Целую стену зала занимает эпический гобелен 80-х годов о трубопроводе. Здесь трубы преодолевают изменчивое фантастическое пространство, которое изгибами своими борется с материалом, его (пространство) представляющим. Недавно Марат дополнил гобелен советскими монетами – теперь они уплотняют плоскость, выступают в роли звёзд на небе, а также в роли самих себя сыплются из труб, что сообщает теме, значимой в 80-е, немалую актуальность. Такая «реанимация», помимо всего прочего, выводит на авансцену саму временную дистанцию.
В гобеленах-объектах «Минздрав предупреждает» и «Две пленницы» собственно гобелен становится окном-экраном в черноте подрамника, а также получает соответствие из предметного мира. Таким соответствием может стать пачка «Казбека» или птичья клетка. Условное здесь сталкивается с безусловным, в результате чего выясняется подвижность и относительность этих понятий. «Оправа» вторгается в гобелен обстрелом косых линий или «действительным» весом монет; и если в работе «Минздрав предупреждает» она оглашает «место действия», то в «Двух пленницах» занята соблюдением неведомого ритуала.
Серия «Головы» («Цветные мысли», «Строгие мысли», «Абсурдные мысли»…) - это гобелены в чистом виде. Отношения персонажа и фона здесь прихотливы, расшатана их портретная иерархия. В родословной форм этих работ - хлёсткие пластические находки русского авангарда. Фигура и фон соотносятся многообразно: динамическое пространство может пронзать контуры головы и трансформироваться подобно тому, как информационный поток трансформируется в сознании, испытывая преломление восприимчивостью и оценкой; голова персонажа может хранить напряжение собственных структур, независимых от структур окружающего пространства, тем самым давая зрителю пример самодостаточной механики мысли. Вариациями контакта среды и персонажа явлены сами ментальные процессы в их подвижности, остроумно и строго пластически поставлена проблема отношения субъекта и мира.
Несмотря на небольшое количество представленных работ, выставка позволяет проследить движение Марата Тажибаева от пафоса научной фантастики 80-х – к рефлексии об изобразительности гобелена (через расширение технических и методологических границ его языка), к попыткам пластически реализовать «фигуры мысли» и даже сделать сугубо пластические проблемы зеркалом проблем гносеологических. |
|
|
|
top 
