Музыка фотографии
Когда-то давно в XVIII веке великий немецкий теоретик искусства Готтхольд Эфраим Лессинг написал эссе «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии». Основная мысль была такая: все эти барочные, романтические определения: музыка Баха – текущая готика! Готический храм – застывший хорал Палестрины! – от лукавого. Бессмысленные, хотя и очень красивые метафоры. Есть границы между временнЫми искусствами и пространственными. Их же не прейдеши. Храм это храм. Музыка это музыка. Картина или фотография – это картина или фотография. Они действуют на разные рецепторы и по-разному. Ставить между ними знак равенства неверно. Неправильно.
Вроде и прав Лессинг. А вроде и не прав. Выставка фотографий Дмитрия Конрадта тому порукой. Сильно ошибались те, кто предрекал конец живописи после появления фотографии. Всё получилось ровно наоборот. Не живопись умерла. Фотография стала … живописью. Реалистической, сюрреалистической, даже кубистической, или импрессионистической, как у Дмитрия Конрадта. А уж раз импрессионистической, то музыкальной, наверняка. Впечатление – импрессион. Какое? А вот пойди его поймай в словесные формулы. Дерево, будто застывший белый цветок, хрупкий и вечный. Будто длящийся и застывший взрыв красоты. Какая-то обшарпанная стена всё равно красива и монументальна.
Зима и межсезонье. Точных примет города нет, но узнаётся он. Наш город. Самый северный классицистический город. Странное, право же, создание, где зданий в стиле классицизма не так уж и много, а вот опознаётся сходу: классика. И ещё одно узнаётся и передаётся Конрадтом с настоящей силой настоящего художника: «Только трус не любил никогда этой брезжущей, пасмурной хмури, голых веток и голого льда, голой правды о собственной шкуре». Поглядите на деревья Конрадта. Они – голые, даже если покрыты инеем, даже если сбрызнуты весенними почками. Или нет, не голые. Обнажённые. Так музыкальнее.
Ибо музыкальность фотографий Дмитрия Конрадта получилась убедительной. А музыкальность в том смысле, что в этом отборе нет вообще никакого повествования. Эти картинки не про город, не про архитектуру или места (хотя город и архитектура, и места узнаются с ходу: да это наше родное – ленинградское, петербургское, петроградское, упорно деклассируемое, да никак не деклассирующееся, сохраняющее гордую стать, даже в рубище), они про что-то внешнее, или внутреннее. Как в музыке. Про то, что с трудом вербализуется или вообще не вербализируется. Про то, что видишь. Видишь и слышишь. И, как собака, понимаешь, да вот сказать не можешь. Такие картинки сильно зависят от того, как смотришь, от того что внутри, от музыки той, что слышишь. Вот и видно, как много Дмитрий Конрадт ходил «с музыкой в ушах», настраивал своё зрение на то, чтобы поймать вот эти ветки, эту стену, эти окна, весь наш музыкальный город. Трагический, как и всё музыкальное. Только вполголоса трагический, без педалирования. Mezzo voce.
Никита Елисеев |