«Существует расхожая фраза: на выставке мы смотрим на мир глазами художника. Так ли это?

Художник предлагает нам посмотреть на мир его глазами, но видим мы так, как умеем. Одни оценивают степень сходства с тем, что изображено (для них художник рассказчик о том, чего они не видели, или напоминание о том, что видели), другие, вроде более искушенные, судят, как художник справился с профессиональными задачами, которые зачастую придуманы самими смотрящими. Что ж, искусство открыто для любого восприятия.

Но есть и другой способ смотреть картины. Перед любым художником стоит задача – воссоздать бытие на уровне своего понимания и видения. Для этого у него есть "модель для сборки"  – краски. И первичный элемент – мазок. Доверчиво следуя за художником от мазка к мазку, соучаствуя в этой простодушной игре, мы проникаемся видением художника, его способом "собирать" мир. В счастливых случаях одарённости художника и зрителя возникает единодушие – редкое, но единственно оправдывающее само существование искусства.

Такое смотрение можно особенно рекомендовать зрителям выставки Анатолия Заславского. Всё в его холстах располагает к этому: открытый, явный мазок, вызывающий наслаждение, знакомое детям, в упоении закрашивающим любую поверхность; полное отсутствие иллюзорности – намеренная обнажённость игровой природы искусства: вот так из мазков получается дерево, а вот так – лицо. А всё вместе вызывает забытое с детства ощущение открытия, когда всему хочется удивиться вслух: "Смотрите, вот дом! А вот, – провода висят! А вот – человек идёт!". Это чистое удивление – верный признак со-открытия мира, его всеобъемлющей цветовой природы (в самом деле, помним ли мы, что всё имеет цвет?) Это и открытие себя: я ведь знал всё это, а узнал только на картине. Каждая картина напоминание о том состоянии мира, которое «сродни и впору сердцу моему". Такое доверчивое смотрение снимает извечный вопрос: "почему так, а не иначе?", поскольку мы смотрим как бы изнутри художника, и его сила и бессилие становятся нашими. Так, обретая свой взгляд с помощью художника, уже не думаешь о цвете и композиции, они естественны и уникальны у каждого, кто не дурачится и не подражает, как лицо и походка.

Проникаясь авторским взглядом на мир, помимо узнавания и открытия лучшего в себе, обнаруживаешь чувство, которое лучше всего обозначить словом смирение. Возникает оно всегда, когда мы сталкиваемся с глубокой внутренней самодостаточностью чего бы то ни было – природы, идей или искусства, поражающей нас совпадением с нашим душевным строем. Так и в этих картинах, на мой взгляд, присутствует всё, что вызывает это чувство: внимательно-сосредоточенное воссоздание мира в его незамутнённой ясности, растворение "я" пишущего в созерцании, неотделимом от нанесения мазков на холст и останавливающегося там, где мир как бы соглашается с самим собой. Очень важно, что энергетика работ Заславского не насильственная, она не обрушивается на зрителя, подавляя личность, а словно приглашает к соучастию, настраивает на восприятие существенного в бытии. Это признак настоящего искусства, ставящий его в один ряд с ясной летней ночью или разговором с другом, где угадывается невысказываемое. Для кого-нибудь среди таких радостей бытия, неожиданно возникающих в жизни каждого, будут и картины Заславского.»