В стихах первого сборника уже во всю силу проявились особенности поэтики Кривулина. Отказ от сюжета. Многослойная метафоричность. Перетекание объектов внимания друг в друга от строфы к строфе. Форма размышления-сообщения от лица лирического субъекта, не выделяющего себя из множества, воспринимаемого в качестве круга друзей. Не важно - отдалены ли они во времени и пространстве или приближены общим стоянием в очередях.
В дальнейшем Кривулин будет добиваться все большей краткости поэтического высказывания. Образ будет сменяться образом уже чуть ли не на каждой последующей строке. Но роднящее его с Мандельштамом стремление по толчку художественного инстинкта найти наиболее полный, неоднозначный эквивалент проживаемого мгновения все более явно становится лишь одной стороной задачи, которую Кривулин ставит перед собой. Баратынский и Тютчев - два крыла его поэтики, которые уносят в сферы неразрешимых вопросов творчества и бытия. Молодой запал позволяет прокладывать тоннели, мосты и воздушные пути в поисках самого верного способа уловить, связать воедино, подчинить разнонаправленные векторы художественной информации. Пресловутые лед и пламень, отчаяние и надежда, бездна и высота, сама Вечность каким-то сверхусилием сворачиваются пружиной в каждом стихотворении. Чтобы потом развернуться и ударить - одарить читателя, слушателя мгновенным восприятием всех этажей, всех поворотов лирического сообщения.
К восьмидесятым Кривулин - уже сложившийся поэт. Его поиски нового языка увенчались несомненным успехом. В литературу вошел художник с только ему присущим способом передачи чувственной и семантической энергии, - при всей тесной связи с питающими его поэзию корнями. В период разброда и малой продуктивности вышедших "из подполья" представителей художественной среды его поколения Кривулин продолжает интенсивную творческую деятельность. В этом ему помогает умение свободно оценить происходящее вокруг, способность отстраниться от заблуждений среды. Самостоянию поэта не мешает восприятие судьбы народа, страны как своей собственной. Это не может не отразиться в его стихах.
Однако камнедробилка, то бишь асфальтовый каток - тоже делает свою работу.
Даже Пушкин в определенный период жизни меняет свой прозрачный, кипящий, как шампанское, стих на глубоководный блеск маленьких трагедий. И Пушкин, наше все, получает почетного цензора в лице царя.
Мандельштам умел сколь угодно долго держать приглянувшееся мгновение на плаву (Золотистого меда струя из бутылки текла/ Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:/ Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, / Мы совсем не скучаем, - и через плечо поглядела). Мог остановить его совсем (Я видел озеро, стоявшее отвесно…) Или убыстрить ход времени (Балкон - наклон - подкова - конь - балкон, / Дубки, чинары, медленные вязы). Но свою жизнь не смог удержать, как ни страдал, как ни метался. Обнаружив страшную аксиому (на Красной площади земля всего круглей), он исчез в волчьей пасти усатого горца.
Для Виктора Кривулина уничтожающим катком явился обвал ценностных установок постсоветского общества.
Когда поэт составлял "Стихи после стихов" и держал в руках гранки последнего прижизненного сборника, изданного усилиями последних друзей, он очень много понимал про себя и про камнедробилку своего времени.
"Мы уже сжились с мыслью, что безвозвратно ушла в прошлое эпоха гениев и "титанов воображения", этих непризнанных, вечно конфликтующих с окружающим миром мучеников той или иной новой художественной идеи. Слово "художник" в общественном сознании постиндустриальной эпохи обозначает уже не одержимого романтического творца, но является синонимом успешного, а главное - остроумного дистрибьютора и интерпретатора произведенных ранее (и другими людьми) художественных ценностей", - пишет он в статье, посвященной творчеству Евгения Михнова. Насколько трагично воспринимается Кривулиным происходящее в обществе, в художественной среде, мы видим в произведениях последнего сборника, символично названного "Стихи после стихов".
Стихотворение "Подсолнухи" показательно и горестно рифмуется (если иметь в виду тему архитектуры художественного мира) с "О, сад…" из "Воскресных облаков".

Подсолнухи. Ван Гог. Опять аукцион
я список лотов дочитал до середины
и вышел вон
из недокупленной надышанной картины

но за стеклянной дверью на балкон
еще трудней дышать - они соорудили
индустриальный вид со всех сторон
бесплатный видимо однако обратимый

в бумаги ценные - а там изображен
все тот же издыхающий подсолнух
за жизнь цепляется за воздух за газон

толпой подростков полусонных
когда-то вытоптанный… кто из них на зонах
кто в бизнесе кто выслан как Назон

в Тавриду хладную в Румынию больную

Кажется, ожидание чуда совсем погасло. Исчез восторг прозревающей мысли. Убогая действительность, похоже, победила. Как всегда у Кривулина, внутреннее состояние лирического героя, картина бытия, социальные темы текущего момента образуют животрепещущий сплав. Перетекая из строфы в строфу, поток информации наливается энергией страдания. Мы не очень осознаем, кому сочувствуем - автору? обществу? самим себе? перепроданному искусству? превращенной в объект купли-продажи природе? конкретным ли молодым жизням - "кто из них на зонах, кто в бизнесе, кто выслан…"? Но задыхаемся в этих бесцветных, безвоздушных стеклянных кубах тоски. Картина в картине и еще раз картина в картине…
Так дурная бесконечность загоняет чувства в тупик отчаяния.
Конфликт с обществом - далеко не первый план заботы, которая переполняет художника во все времена. Им движет в первую очередь нечто почти иррациональное: желание, надежда, тень надежды на то, что толща вечности не поглотит усилие чувствующего тростника. Но так случается из эпохи в эпоху - каток общественного нивелирования работает против творческой личности. Рано или поздно художник обнаруживает помеху.
Кривулин, сын своего времени, противостояние государственной машине считал естественным и перманентным состоянием человека. Сочувствие окружающим, боль за страну, гонимую власть имущими по дороге, ведущей в тупик, - огромная составляющая его поэтики. Страданием из-за несовершенства мира окрашено его Слово.
Однако вот он, - подсолнух, послание Мастера, идущее к нам издалека, росток духа, сопротивляющийся, живой. Вечный кривулинский кусочек света. Он свидетельствует: поэт надеялся, не смотря ни на что. Верил, что если художник родился, он не умрет, он будет жить вечно.