ЕСЛИ НЕ ЗАБЫВАТЬ О ДИАЛОГЕ

Я бы назвала еще одну ветвь современного осознания действительности, противостоящую актуальным выбросам – акварельную живопись ЛЕОНИДА СИМОНОВСКОГО.

Его монументальные листы тоже несут необычно завершенный, цельный мир. Начиная с тех же семидесятых его главный посыл к зрителю – ощути хрупкость красоты, которой наделены пространства Земли. Проникни в духовную данность, которую несут ее живые поверхности, принимающие сакральные тайны, включись чувством в ее одинокое движение в космосе. Вот она, красота Земли, еще нетронутая (вернее, как бы не тронутая!) разрушающей деятельностью человека.
Воздушная кисть, легко касаясь, наносит на бумагу трепет мембраны, воспринимающей запредельность. И зритель видит не пейзаж, а отражающееся в расплывающихся пятнах цвета нечто неизреченное. Душа земли? Послание другого мира? Стакан красоты без стакана, перефразируя Вознесенского. Что ни скажи – пошлая красивость. А что-то живет, что-то дышит, несет сообщение, ради которого снова и снова предпринимает мастер свою ловитву.

Личности Леонида Симоновского, видимо, не достает пассионарности. Его работы, как и близкие им по духу графические листы Валентина Левитина, не оценены. В 70-е в глазах художественного сообщества им не хватало выписанности, теперь они кажутся излишне фигуративными. Но художник по праву несет задачи сопротивления, не нуждаясь в подпитке идеологического или бытового заказа, своим существованием доказывая плодотворность диалога с гармонией сущего.

Жизнь иногда преподносит сюрпризы очень к месту. Только что, заканчивая текст, подумала, что упомянула, но не сказала ничего о Валентине Левитине. И вдруг – выставка его в Доме Достоевского, и вдруг – книжка Натальи Постоловой «Люди без одиночества», где она, надеюсь, не как булгаковский Левий Матвей, записала мысли Левитина. Читаю: «… художник стоит на почве непреувеличенной истины» и «… критически вглядеться в самый механизм нарабатывания фальши» (Выделено мною – В.С.) Боже мой, как емко выражено чувство, которое ведет художника. Всю жизнь он заботится о том, чтоб не ставить на котурны добытое впечатление, не надевать на него маску восхищения, огорчения или отчаяния. Не привносить лишнего. Почувствовал – вырази, но не выделяй курсивом.

В диалоге об истинном творчестве активно участвуют художники и других объединений. Скульпторы так называемой Деревни художников, например (Сморгон, Каминкер, Позин). В частности, и Марина Спивак, выражающая себя еще и в живописи, и в графике, несущая связь с фольклором. Ее монументальные гобелены, превращающие память о быте и духе пятиэтажек в поэмы о нежности и стойкости, – стоят в ряду того высокого, «к чему клонится дух, чьи выцветшие нити \ связуют паутиной голубой \ и трепет бабочки, и механизм событий, \ войну и лютню, ветер и гобой» (В. Кривулин. Гобелены,1973). Они – в ряду непреходящего.

Такие, как ее графика, картины с текстом-комментарием существовали в русской истории. Многоступенчатые надписи, перемежающиеся изображениями, имели издавна различное назначение. Они уточняли смысл, условно передавали речь, развивали сюжет во времени или расширяли значение изображенного. Сочетание живописных и словесных сюжетов, настраивающее на ее продолжительное изучение, тоже было своеобразным способом, которым преодолевалась статичность изображения. У Спивак это звучит очень современно, но не выходит из рамок культуры, не вылезает заборными кликами произведений масскульта. Высокий профессионализм, тонкое чувство равновесия, свойственное художнику, ограждает от этого.

Творческие люди, даже желая влиться в мейнстрим, привносят в него чувство и глубокое осмысление действительности, и это дает основу предположениям, что искусство вернется, вернее, продолжится в русле, где категории Добра, Зла, Гармонии имеют актуальное наполнение. Форпостом, удерживающим культуру на краю моря мусора, я вижу труды тех художников (в широком смысле слова), которые живут на меридиане сопротивления пошлости и способны уловить дух времени, принять движение самосознания человечества к глубинам индивидуального восприятия и выразить это, используя наработанные традицией приемы и отношение к эстетическим ценностям.

* * *

Мне хотелось рассказать, как духовные территории, объединяющие разнородную художественную практику духом единого целого, могут противостоять идеям конца искусства. Эти территории наполнены активной жизнью и готовы поспорить за место среди эпохообразующих признаков. В них звучит "подземный гул" глобальной истории. И аллилуйя творческой потенции людского сообщества.