О, звуков семи золотая семья!
Что знаешь ты, что знаешь о свободе? 1970

Каждое стихотворение Кривулина имеет свою мелодическую систему, собственное сочетание интонационных фигур. И собственное наполнение светом. Острый глаз художника высвечивает предметы и явления, внутренняя музыкальность располагает это в нужном ритме - и ритмике - в необходимой тональности, причудливой и разнообразной.

может быть еще короче
нежели простое "нет"
вырывается наружу
воздух сохранивший душу
и звучание и свет

Время женское и время мужское, 1983

Понятия "воздух", "душа", "свет" соединяются в твоем сознании с легким звучанием излюбленной его флейты. Узор мелодии прихотлив и изящен.
А вот звучание строк из стихотворения "С каждым августом" (1979):

с каждым ав-густом сме-рти уве-чья аре-ста
праздник Преображенья все громче и ближе
и пожарное солнце в лесу духового оркестра
языками шершавыми лижет.

Пожарному солнцу соответствует трагическая наполненность мелодии. Набирая высоту в течение трех строк музыка обрывается на четвертой, испытывая душу на разрыв…
Когда, как пел другой поэт, подступает отчаяние, я открываю машинописные листы, сохраняемые мною с восемьдесят четвертого года:

кто этот легкий, все время вприпрыжку
прыскающий воробьишко?
я такого не знаю
движется как бы танцуя - с чего бы?
все мы на улицах атомы злобы
а его природа иная

перевелась - так я думал - порода
людей полуденного полета
средь оседлого быта
но вот он выпархивает из трамвая
полная солнцем душа кочевая
пальто распахнуто шея раскрыта

и сразу же - легче просторней живее
на дне городской траншеи
послушай, не появись он -
я никогда не узнал бы что все мы
съедены, стали в горле Системы
лаем, тявканьем лисьим

слышишь его человеческий возглас:
жалуешься? промозгло?
да не в этом же дело!
разве погода и власть не подобны бумаге
разрываясь при каждом танцующем шаге
перед радостью без предела

Сочетание интонационных фигур - мелодия, почти танцевальная в начале стихотворения, делит строфы на головокружительные, радостные "па". Конечная же строка вводит в свободное пространство, в безбрежную музыку света и неба.
Не имел Кривулин легкой походки. Но погода и власть были для него подобны бумаге, которую разрываешь не замечая. Его истинной тревогой было наступающее Небытие. Преградой ему он выставлял Свет.
Последнее десятилетие творчества поэта отмечено затуханием света в его стихах и преобладанием коротких, обрубленных мелодических всхлипов. Сравним, например, такие строки:

воды родниковой прозрачная горсть
над постелью прибита карта раннего утра

Утро памяти, 1984

И такие:

садись, придурок, на пригорок…
пиши придурок пеизаж
родной деревни Кьеркегорок
где после хая и разборок
царят хаос и раскардаш

Вид на родное село, 1999

В первом случае музыка строф звучит спокойно-торжественно. Мягкий свет заливает многокупольное, многозначное пространство. Во втором - ерничество рыдающей балалайки и никакого просвета… Поэт устал. Ему стало казаться, что стену - новую, вновь возводимую, не хочет замечать никто. Он бился головой об нее, но, как ему представлялось, - в одиночестве. Кривулина тревожил не только политический аспект происходящего в стране, беспокоило умонастроение самой художественной "тусовки".
Но свет и музыка, хотя бы отраженные, спрятанные, вырванные из боли, не уходили из его стихов:

А в ушах-то звенит… И в разрывах далекой сирены
как бы рэкет небесный запел
он берет за грудки он бросает затылком об стены -
только звезды из глаз. Но и звезды еще не предел

Звезды - не предел, 2000

Поэтика Кривулина обретала все большую завершенность. "Поэт нашел свой выверенный, сбалансированный, доведенный до филигранности почерк. Это баланс разума и эмоций, баланс литературно-исторических аллюзий и непосредственных жизненных впечатлений. Баланс доведен до абсолюта" - считает друг Кривулина, художник Валерий Мишин. На авантитуле последней книги стихов, подготовленной самим поэтом, - "Стихи после стихов", вышедшей в 2001 году, в год ухода от нас Виктора Борисовича - давний, 1967 года литографический портрет. Мишин нарисовал поэта с птицей на плече.
"Сравнивать музыканта или поэта с птицей - не новость…, - размышляет Валерий Александрович, - Кривулин бывал искрометным, почти как "бёрд" Чарли Паркер. Иногда он казался раненой птицей, которая, превозмогая боль, продолжает двигаться какой-то балансирующей пунктирной походкой, будто хочет добраться до края уступа или пропасти, чтобы взлететь. Таким краем для него оказался рубеж ХХ - ХХI веков, он оттолкнулся и улетел. Его поэзия - не постмодернизм (пасьянс постмодернизма вообще нельзя раскладывать бесконечно, карты изрядно замусолились). Это уже поэзия нового времени". (Цитируется по тексту, посвященному памяти В.Б.Кривулина - АКТ. Литературный самиздат.вып.3.01. Ред.Т.Буковская).

Кривулину удалось вырваться из загородок традиции, не порвав с ее корнями. При этом новаторская поэтика Кривулина несет в себе жизнь, чувство, духовность. И это вселяет надежду, что у поэзии есть будущее.
И что, откликаясь на духовный посыл, творческое усилие читателей всегда будет отнимать имя поэта у Тьмы.

и, читатель мой, руки подставь!
Я не сверток с бельем передам,
но вручу бесполезное облачко дыма.
…замусоленный сверток с куском
то ли облака, то ли смолы, то ли сонного края,
где янтарные в соснах повисли дожди,
где в морском шевеленьи песка
растворенные губы узнаю,
Твои, мой читатель!

Послесловие, 1973