П Р О З А.... home: ОБТАЗ и др
 
Л. Симоновский. Любящий вас навсегда. Часть 1 Часть 2. , 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

 

 
 
 
 
* * *
В городе с неделю не работают колонки. Без воды поржавели. Немецкие части заполонили шоссе. Идут и идут нестройными рядами. Потные солдаты тяжело повисают на автоматах, перетягивающих им шеи. Попадаются со стертыми ногами, с сапогами за поясом. Один возле меня кричит за калитку: " Матка, матка, вассер!" Она высунулась: "Нема, пан, ни капли", - прищелкнула пальцами под горло и замотала головой. Он сплюнул отчаянно: "Гитлер капут!" Развернулся и увидел у меня торчащую из кармана бутылку. Понюхал: "Шнапс!- и сунул горлышко мне в рот: - Тринкен, тринкен". Я нехотя глотнул. Он выхватил ее и кинулся догонять своих.
Накануне я видел, как люди тащили бутылки. Пошел следом. Подвал с крутым спуском весь усыпан был битым стеклом. Я, босой, осторожно спустился. Бабы набивали корзины. Я попробовал, кислое, прохладненькое. Попил и взял с собой. По дороге голова закружилась, я прилег и заснул.
В тот день видно было, что немцы бегут, город к вечеру опустел. Где-то близко стреляли. Там, где я был, люди прятались в огороде. Неожиданно доски забора затрещали, и немцы, человек десять, гуськом прошмыгнули к соседям. Едва они скрылись, как из той же дыры появились странные солдаты. Одеты по-нашему, но в погонах. Говорят по-русски. Хозяйку спрашивают: "Фрицы проходили?" Она, перепуганная: "Никога не бачыла, деточки". По шоссе прогрохотали гусеницы, застрекотали автоматные очереди. Из огорода в огород ныряют солдаты, не разобрать в темноте, где кто. Взрывы, стрельба. Когда стало светать, немного стихло. Но с каланчи, откуда я весною слетел вместе с потолком, кто-то стрелял. Несмотря на это, жители окрестных домов ринулись на брошенный продуктовый склад. Кто что тащил. Одна женщина катила боченок сливочного масла. Он застрял в кювете, и она его оттуда выталкивала. Гляжу, она на нем повисла. Донышко выпало, а по желтому солнечному диску сползает алая тесемка. Меня это не удивило. Не сознавая опасности, почти безразлично, я тоже потянулся за галетами. У склада обезумевший мужчина, размахивая пистолетом, орал: "Бляди фашистские, падаль подстилочная, за мою ласточку, за всех моих родненьких, вот вам партизанский гостинец!"- и шарахнул обойму в склад, где копошились люди. Я свернул в переулок, где сидели солдаты, все в погонах. Один старый, с усами, как щетка, остальные - переодетые школьники, совсем не похожие на вояк. Командир молодому тычет: "Хоть рылом рой, а вода чтоб была! Котелки в зубы и мигом!" Он спросил у меня. Я говорю: "В домах нет, а спуститься в ров, если не мутить, набрать можно". Показал, куда. "На том свете отлежишься, за мной! - приказал командир усатому. И мы перебежали шоссе, обогнули каланчу и остановились у входа. - Заткни падле пасть!- усатый замялся, будто хотел что-то сказать. - Вперед,- заорал командир,- пошел!" Усатый шагнул, сверху раздался выстрел, и он медленно, столбиком, повалился на спину. Командир свистнул остальным, и они быстренько смотались. Примчался, запыхавшись, молоденький, с котелками мутной воды. "Они где? В какую сторону?" Я показал, но ничего не сказал про усатого. Позже по каланче ударили снарядом. Эсэсовца выволокли на дорогу и проутюжили танком. Назавтра хоронили жену и дочь стрелявшего на складе партизана. Женщины рассказывали, что он добрался до дома и застал два трупа. Фрицы надругались, изуродовали и мать, и дочку, не узнать. От такого и чокнуться можно. Слава богу, он никого на складе не задел. Случайно пронесло. Слава богу.
 
* * *
 
* * *
Мокрый воротник натирает шею.
Сырые карманы, раскисшие крошки.
Пальцы онемелые еле застегивают пуговицу.
А глаза пожарные падают в огонь.
Ночь живет на кладбище. Сердца стук по дереву.
Стог сонливых дум, сон заснувших мух.
Перечеркнутые дороги, закутанные странники.
Мурашки по телу реки. Угрюмые человеки.
А на ладони счастливая птица считает клювиком зерна.
Земляничный вкус мечты и черная круглая дырочка смерти,
из которой убивают насмерть.
 
 
 
* * *
Целый день я бродил по городу. Немцев не было, но и наших частей не видно. На больничном дворе раненые. Не верилось. Что-то же должно было измениться.
Я как будто вернулся в свой город. Все мне знакомое и родное. Меня здесь многие знали. Я заглядываю, в ожидании встречи, в лица редких прохожих и удивляюсь, что они меня не узнают. Но ничего не происходило. Улицы почти пустынные, выстрелов не слышно. К вечеру меня охватила собачья тоска: за мной не гонятся. За мной никто не пришел. Я так ждал этого! Никто меня не позвал. А я есть! Вот я! Живой! Смотрите: я Леня Симоновский, с Луполова! У меня папа Симоновский, мамочка была… Вы понимаете, вы слышите, глухие какие-то, глупые дураки. Это я! Я! Я! Вас не боюсь, подходите… Горько плакать, когда никто не видит. Задыхаясь от сдавленного горла обошел весь город, но так никого из знакомых не встретил, никто не спросил удивленно - это ты? Устал и пошел, лег на кладбище. Я часто забирался в склеп на ночлег. У меня там была подстилка - чехол от трубы, которую кто-то занес. Я кладбища не боялся, перед тем, как лечь, дул несколько раз в трубу, чтоб покойники в простынях не совались, и спал. Ничего, привыкнуть можно. Утром отправился на базар добывать еду. У меня сапоги немецкие, железные, под коленками, аж до крови натерли - снял в одном доме с просушки. Пистолет подобрал здоровенный, воротит на бок, оттягивая карман. Я никого не боюсь. Из деревень на базар не приехали, а с городской толкучки, что возьмешь. Хожу, поглядываю… Меня сзади хватают за шкирку: "Тише, спокойно",- и тянут в тот же участок, где пропал мой приятель с газетами. Обыскали, пистолет отобрали, расспросили и отвезли на Первомайскую. Там за забором подняли на второй этаж и запихнули в комнату без окон и света. Постоял в темноте и слышу: "Иди сюда, здесь кровать есть. Ты кто?" Я нащупал кровать и сел на железяки. Оказалось, девчонка. "Давно здесь?" - "Кто его знает, по еде- дня два или три. Раз в день приносят баланду, крупина за крупиной гоняется с дубиной. Подохнуть можно". - "Что тут?" - "Детприемник НКВД, лягавый сказал. Жмись поближе, теплее будет. У тебя воши есть? А я с себя сгребаю, тут до меня развели паразитов, деваться некуда. Который сейчас день, говорили, в понедельник вызовут. Ты учился?" - "Нет". - "И я не училась. Говори, учился, тут один до меня здоровенный в школу не ходил, так его в колонию отправили". - "А что это?" - "Вроде фашистского лагеря, тюрьма, ты что, не кумекаешь?"
Она долго про себя рассказывала, потом замолчала, и я слышал, как она елозила под рубашкой, прижималась ко мне и, наконец, засопела. Надо бежать,- закрутилось в голове. Железные прутья кровати врезались в бока. Надо бежать! Жил я в этой надежде несколько дней, в туалет выводили под конвоем. Наконец, меня вызвали и привели в кабинет. Военный долго и подробно расспрашивал, записывал, а потом коротко: "Учиться хочешь?" - Я, готовый, вскрикнул: "Хочу!" - Начальник нажал на кнопку, вошел мой конвоир. - "Он тебя отведет, ясно?" Мы пришли в переулок Октябрьский, где размещался спецдетдом №1. Пацаны набивали сеном немецкие мешки из соломы. Поднимут охапку, а из под нее мыши сигают. Слышу: "К зиме, говорят, выдадут пальто". Вот это да! Представилось толстое, на вате, с воротником. Укутаешься, не проберет. Теплое и длинное - длинное. Вот бы такое добыть тете Наде, и удрать. А вышло, что остался на целых пять лет.
 
* * *

Мамочка, я боюсь, что теперь, когда за мной не гонятся, чтобы убить, я все реже и реже буду тебя звать на помощь, вспоминать тебя. Ты не покидай меня, я твой Ленчик. Я только с виду взрослым стал, но еще не совсем. Что-то остается маленькое и просится на ручки. Мне так хочется тебя погладить, почему раньше я этого никогда не делал?! Папочка, я жив! Твой сын жив! Я стою на обеих ногах. И буду стоять! Но лишь вспомню тебя, ноги сами начинают подхрамывать. Я хочу быть таким, как ты, чтобы ты был во мне всегда. Даже пот буду со лба вытирать, как ты, - чтобы никто, даже мама не видела, что тебе тяжело. Фирочка, моя сестричка, я мечтал отомстить за тебя. Я хотел поднять пистолет, но, Фирочка, это страшно. Хорошо, что он удрал. Все, что во мне хорошего, это вы, мои родные… Простите меня, что реже стал разговаривать с вами. Я ваш, только ваш, самый маленький, самый большой, любящий вас навсегда, сын.

С.-Петербург, 2000
 
 
 
 

 

 

и др :. .

статьи. .

проза. .

стихи. .

музыка. .

графика. .

живопись. .

анимация. .

фотография. .

други - е. .

по-сети-тель. .

 

>>> . .

_____________. .
в.с.
. ..л.с.. ..н.с.. .

Rambler's Top100 ..